Шёл не видя себя где-то в тумане.
Нёс свитки смертного приговора в кармане.
Ещё зрячий глаз мог их прочесть,
Но страх говорил рукам не лезть.

Снег весны загнивающий черной мглою
Предавался никчемном миру покою
На рассудке сковались грубые швы
И безумием кровь окрашала умы.

Руки источены могильными червями
Цепь с замком за загробными дверями.
В этой комнате я один
Света нет, занавесок, гардин.

Нажимаю на кнопку пульса - не включен.
Загорается пламя в руках все лучше.
Тьма освещается черным огнём.
Черным светом стон озарён.

Сзади ужасного нет - оно сбоку
Колющим ударом добавляет толку.
Около было - оттуда не стало
Черного огня в темноте слишком мало

Вот они свитки. Глаз открываю.
Страх обвивал – но теперь я читаю.
Я в середине себя с приговором
Тем самым свершившимся очень скоро.

Встречи на черных прогулках усталых
С видом зонтов перечерченных – малых
С видом без жизненных слов впереди
Долгая вечность - лишь навсего жди.

Очень опасно и страх так неважен,
Видимо стоило быть не всему,
В черной от грязи кровавленной сажи
Медленно вглубь опускаясь ко сну.

Избранным быть не реально, но все же
Жажда быть им никому не поможет
Только идешь спотыкаясь об колья
Смотришь, стоишь, забываясь в безмолвье.

Слишком немеренных жизней - по пальцам
Все коротки – станцевались все вальсом
Только один в огнедышащей сфере
Дышишь в придуманной вдруг атмосфере.

Издавна, издали слали секунды
Времени мало – пора экономить,
Кажется вдруг на изломе как-будто
Только вот столько должно это стоить

Спрятанный собственными полувеками
Все обростаешь, вростаешь как камень
И вдруг невидимо новая сила
Из под земли вдруг тебя выносила

Из под небес, или из под всех раев
Тенью твоею тебя пронося
Над ненавидимой столь тебе далью
Где жизнь окончилась может не вся.

Ждем – ожидая прихода событий
Жду как-бы зная что видимо быть им
Вооружен до зубов лишь зубами
Свет издали тьму зловещую давит.

Ссылки на обрывки мыслей,
На бездумные пути,
На тринадцатые числа,
Ни на что не набрести.

С пеплом в волосах пронесший
Каждый и не важный день
Временем вовнутрь пронесший,
Обнадеженный как тень.

From beyond as outsiders
Drops are falling and it is
Getting blacker, redder, whiter,
Only seeing what it is.

References to some old books
Where have dozen many deaths
Now becoming to show groan looks
That suggests they’re coming thence.

И бессмысленно наверно
To say something or not to
Зная только лишь примерно
What I shouldn’t better do.

Danke schoen. Ich gehe heute
Zum gelehrnten alten Weg
Wo verlieren sich die Leute
Der hab’n dieser Welt geseht.

Видимо стало совсем как-то сложно
Перемешалось одно за другим
Переносить созерцанье возможно
Только туманом окутан густым.

Слишком велик риск забыться навеки
Или остаться забытым на век.
Годы столбами стоят словно вехи
Колья остры – вбиты в землю сквозь снег

Красное то, что прожито, а черным
То, что прожить так не смог – не успел
И содрогания зыбь перед темным
Делает вдруг то, что я бы не смел.

Красным оно разукрасило дальше
Красные колья – а черных – всё - нет
Только что был перед черным- пропащим
Ну а теперь есть еще много лет

Это иллюзия – плоская штука
Это всего смотровое стекло
Всё лишь с одной стороны, только ну-ка
Если с другой посмотреть сквозь него.

Либо все красное, либо всё черно,
Либо жив вечно, иль мертв давно
Колья стоят лесом красным и темным
Сам же потерян – всё стало равно

Долго брести до падения пульса
Долго брести и совсем без него,
Переступая пороги конвульсий
И побеждая всё смертное зло.

Из черного металла, вытканный злом,
Идущий сквозь жала прям на излом,
Вздымаясь в порывах без чувств - без ума,
Не зная уж света - в округе лишь тьма.

Избит изнутри без себя, без разумных
Дороги начаты. Среди полоумных
Оконченный чисто гротеск.

Песок и в песок осыпаясь от часа
До часа еще бы пройти- да нельзя.
Навалом упала кровавая масса
С меня ничего не взяв.

А завтра пол-ужаса и полу-смехом
Издыблен до полу-потерь
Пройду по помоям, к подобным помехам
Привык, видно, ставши как зверь.

И не человек, просто нечто в скелете
При черной катящейся мгле,
Мечтая о чем-то нескором, о лете,
О том, что я был на Земле.

Кто я?
Немыслимо – так редко
Ищу я мысль,
Но все ж она резка
О, да, кто я?

И сидя у окна,
Не зная дня и ночи
Я знал ее – она
Не нравилась мне очень

Я был бы не из тех,
Кто ведал о смятеньи,
Но что за дикий смех
И весь я во сомненьи.

Пусть пьян и пусть не трезв,
Пускай рука не пишет
Но разум будет резв
И мысь пусть черт отыщет.
Меня не важно что
Возьмет за глотку здесь же
Но видимо никто
Не будет вниз повержен.

Да – вот еще сказать
Я мог бы но не стоит
Я ждал, чтобы бросать,
Но до сих пор спокоен.

Любил я говорить
Когда-то по-нерусски
Забыл я как любить
И мир стал очень узкий.

На завтра я навряд
Ли буду так спокоен.
Одену я наряд
И буду зол и строен.

О, око, прочитай,
Что я тебе промолвил.
Я мертв, и мне не спать
Свободным, сильным кровью.

* * *
Какой-то прохожий увидел берег
Свернул в закоулок-

* * *
Оба-на – было что-то такое –
Прыгнул сверчок –

* * *
Стаканы налитые до безобразия –
Накурено.
Помещение в аварийном состоянии!
Спасайся!

* * *
The bird. It flew, flew, got down
A hunter with the rifle charged with cartridges

* * *
The floor wood. It’s cricking.
Bang. Fell a plate.
It was my supper.

* * *
The curtains with the loops through which
A pipe is thread.

* * *
Дятел сказал: ку-ку!
Летний лес, хвоя –тук-тук
Кукушка стучала.

* * *
Его убили из гранатомета.
Заменили голову на гранату.

* * *
Прыгал зайчик с ушами –
Уши были очень длинными
Он ими зацепился за ветки
И на зайца упали шишки с ёлки.

* * *
Выросла капуста. Сочная и вкусная –
А рядом рос табак вонючий
И поэтому когда был капустник –
Все обкурились.

* * *
В лесу жила баба Яга, а в болоте
Жил Водяной, и баба Яга
Ему в ступе солила огурцы.

* * *
Комарик пищал долго. У него был хобот.
А слон не пищал – у него не было

* * *
Стая воробьев налетела на булочку.
Они были очень голодные –
Как я.
Я всегда есть хочу.

* * *
В Китае много китайцев и они желтеют
От удовольствия при их упоминании.

* * *
Было много интересного.
А Самуилу Яковлевичу Маршаку
Дали по башке «Дядей Степой».

* * *
Стаканы налитые до безобразия –
Накурено.
Помещение в аварийном состоянии!
Спасайся!

* * *
В Японии жили самураи
А в сараях жили их слуги – рабы
Самураи были нехорошие – как
Плантаторы, эксплуатирующие негров.

* * *
Кино по телевизору хотел посмотреть
А там одни мультфильмы и

Смотрел вокруг, не зная где бы
Мне оказаться бы еще.
Я знал, что там еще я не был
Туда зачем-то я пришел.

Меня так долго посещали
Иллюзии из данных снов
И демоны мне отвечали
Но я спросить был не готов

Мне «добрый день» иль «доброй ночи»
Не сметь им было пожелать
В своих ответах был не точен,
Когда проснувшись или спать

Да, видимо, иссякли нити,
Иссякли всякие пути
А должен все же был я жить и
Творить для верного пути.

Не сказано было ни слова,
Не сказано было ничуть
Казался я прежним, но новым
Хоть тем же представился путь

Ужасно нелепо и глупо,
Ужасно паскудно - дерьмо
Yes! Everything’s ugly and stupid
And I do not need any more.

А впрочем, подумаешь – жопа
Подумаешь губы и рот
Подумаешь на хуй Европа –
Кого это к черту ебет.

Да на хуй слова, блядь, тоже
В пиздень-дребедень все слова
Чё надо, бля, пьяной роже
Все мысли горят как дрова.

Глаза - безутешная милость.
Одни есть грусть, другие- полночь дня.
Непревзойденна прихотливость,
Пленящая тебя, меня.

Не опочило ли спокойство?
Проснулось что? Не бог, не весть.
Мечтами лучше не прикройся,
Пока не сказана вся песнь.

Прильнула ликом, и в забвенье
Макнула стопы чтоб идти,
Невидимо обвороженье
Крути иль так или верти.

Грань из стекла как искаженье
Судьбы, верхов души и фибр,
Потом опять все ко сниженью,
А далее уже верлибр:

Видимо неважность.
Стали глухи, сиплы голоса старух.
Грезы, розы, позы
Stalo jak slonce
A nie mozesz tego zapomnic
Безо всяких мыслей виды идут жизней
Все бы охватить бы, если мог помыслить.

Как пламенна невозвратимость,
Неописуемость всех дней,
Минут всех неопустошимость,
Моментов, росших без корней.
Без ничего и без ответа,
Взошедшего на небосклон,
Пронесшегося года, лета
И превратившегося в сон.
И дымом канувшего в годы,
Но незабвенного отнюдь
Невозвратимости природа
Непознаваемая суть.
Всё переиграно, быть может,
Но всё ведь не переиграть.
Что было, то уж не тревожит,
Хотя порой оно…, как знать.
Вот опустились тихо веки,
Глаза закрыты, но они
Увидят тоже под опекой
Того, чем думать можем мы.
Представить вновь и вновь и вспомнить
То, что забыли все уже,
Но что был вынужден запомнить,
То, что оставило клише.
И теребит безумно душу
Порой событие одно,
Невозвратимости не нужно
Да только вот ее полно.
Устань, оставь и в воплощеньи
Лишь вознесись, возьми предел
Ни в искушеньи, отомщеньи
А в том, что только твой удел.
Опавши, словно лист осенний,
Пари устало и коснись
Земли своею желтой тенью,
Затем забудь и не очнись.
Невозвратимость обретает
День этот, тот, всё что идет
И всё, что движется, летает
И всё, что время унесёт.
Невозвратимость – сожаленье,
Слеза, что станет солью вскоре
Невозвратимость – впечатленье,
Оставившее где-то боль.
Она – неважная потеря,
Которую ты приобрел,
Которая лишь днями стелит,
Которыми ты к ней пришел.
Чья прихоть полететь, разбиться
Иль просто жить и умереть
Или кольцом от дыма виться
Или листом осенним тлеть?
Всё канет столь невозвратимо,
Невозвратимость будет жить.
Подходит всё неощутимо
Лишь для того, чтобы вкусить.
Пружина сжата. Вместе кольца.
Они друг к другу, но затем
Им отдалиться вдруг придется
И так расстаться уж совсем.
На гребнях дней лукавых, тихих
То вверх, то вниз на их волнах
И промежутках строгих, диких
Невозвратимость ждет впотьмах.
Не спрятаться и не избегнуть
Невозвратимости никак
Мгновенно может вдруг воскреснуть
Всё то, что кроет её мрак.
И это не достать оттуда
Да! Не достать и не стереть
Оно приходит с ниоткуда
И там оно имеет твердь.
Оттуда вряд ли это вырвать
Невозвратимость стережет.
Могилу этому не вырыть,
Ведь даже память бережет.
Не изменить, не переделать
Смириться остается лишь.
Прогнать еще, или отведать,
И ничего не совершишь.
Невозвратимость - это память,
Которую бы не такой.
Которую б чуть-чуть исправить
И сделать доброй, а не злой.
Итог. Он то к чему пришли мы
И отходили от чего.
Ведь ничего же не достигли
И не сказали ничего.

А на улице продавали ёлки,
Тяжелый разум мой спал.
Я собирал шишки, иголки
И что-то ещё искал.

И я жил очень, очень долго
И смотрел, да и слушал – вот, вот
Я не помнил себя, видел Волгу,
И встречал как всегда Новый Год.

Хорошо же всем тем, кто отступит
От двух пропастей, рядом стоявших во мгле.
Я иду, только что же наступит?
Пропасть третья налево – не мне.

Не понимаю ничто и никак
Не было и, быть может, не стало
Жизни сгустился изысканный лак
Ну а конец превратился в начало.

Не потому ли сегодня таким
Я оживаю, из пепла вставая.
Но вам меня не увидеть другим
Просто я это воображаю.

Прошлое – гадость не тьма и не свет,
Будущее – ни тупик, ни дорога.
Осени холод, его желтый цвет
Много не скажет – подумает много.

Сам про себя я смеюсь и молчу,
Сам про себя говорю, опасаясь,
Что больше нет ничего, что хочу,
Хоть и иду, ко всему прикасаясь.

Ты ива белая, ломкая ветвь,
Осенью дышишь, меня обвиваешь
И сколько ж месяцев дней или лет
Ивой стоишь и меня понимаешь?

В этот вернувшийся месяц печали
Не вспоминать невозможно ничуть
Многое он для меня означает –
Там начинается прошлого путь.
.............
Снег. Снова холод. Тщедушные речи.
Много от нового было тогда.
Помню затем только тот самый вечер?
Слов его смысл зачем мне был дан?

И с той поры до сегодня и дальше
Ассоциациям нету конца.
День изо дня сам себя я пленящий
В роли ответчика или истца.

Тот самый месяц такой же сегодня
Снова пришел, постучал и принес
Дату, с которой нещадно исходит
Память из черных угрюмых полос.

................
................
Мне проходить по кругам, возвращаться,
И вспоминать, что тот месяц сказал,
Видеть как заново мысли ветвятся
Всё над одним, что в тот месяц узнал.

Не быть таким мне: пьяным, нервным.
А мне стоять лишь под дождем,
Под ливнем, льющим так чрезмерно,
Нет не в ночи и не пред днем.

Мне не сказать слова из молний,
Не быть таким, как хочешь ты.
Я не был дерзок, не был скромный,
Я видел то, что есть мечты.

Прощайте, я убил все грезы,
Что вы лелеяли во мне.
Я отошел. Нет мне угрозы.
Всему пришел вопрос, ответ.

Я вижу, или я мечтаю
Как я при ней иль при тебе
И ничего не ожидаю,
И не пекусь о лучшем дне.

Привет, уже не буду лучше,
Не буду думать обо всем,
Хоть знаю, небо будет тучней.
А я…Ведь не любил я дрем.

Ночной сеанс. Идет не кинолента:
Идет проснувшаяся прежняя игра.
Откуда-то пришли порывы ветра:
Пригнали холод, хоть полуночи жара
Не престает ни на секунду иль минуту,
И будто бы отката чувства ждут,
Идет сеанс ночной игры, но будто
Она не обретет свой смысл, конец, приют.

Чай с маслом разбавляет тишь вскипевши.
Он неумело паром обвивался вкруг.
Под ночь проснулся он оторопевши,
Открыв на непонятной ночи звук.
А завтра сигарета. Завтра будет скоро –
Вот-вот двенадцать стрелка перейдет
Смотри в окно – там тени вдоль забора
В ночи какая-то красавица плывет.

Разбивши прошлое воспоминаньем,
Скрываешь то, что помнишь, от себя.
Сидишь так с сигаретою и чаем
Не ожидая следующего дня.
Ночной сеанс игры той старой, древней
С тем безмятежием в себе,
Всё повторяется и он ничуть не нервней,
Хоть правила другие стали в дне.

И ничего не зная,
Не ожидая, в чудеса не веря
Свеча и женщина они
Лишь в комнате, и боле никого.
Но озаряет призрак злой
Всю безмятежность,
И возникает тени черный силует.
И в нем отнюдь не страх,
И от него не веет смертью –
В нем прошлого чьего-то отраженья,
А призрачная тень –
Она воспоминанье,
Что злость? И что забвенье?
Последнего ведь нет,
И первая живет.
И нет спокоя ночью.
Женщина, свеча –
Они любимы, но они –

Засоренные хламом глаза и умы,
Обезумевшие от нашедшей чумы.
Бред, избытки дурмана, огонь,
Спутники зла, заржавелая боль.

Не безмятежье, не радости визг,
Не те припадки сквозь астигматизм.
Видишь, не видя кривую тропу.
Через деревья приходишь к гробу.

С чаянья было не видимо, но
Это поганое стало оно
Где-то безумен, а где-то умен.
Сон – невезенье – припадки. Сплетен.

Перед обрывом на крыльях завис.
Не разобьюсь, хоть паду завтра ниц.
Сладко. Ужасно. С ума я сошел.
Видно награду свою я обрел.

Мой черный ангел с высоты
Слетает, крыльями взмахнув,
Ведет меня через мосты,
Ко мне невидимо прильнув.

Я с ним летаю через мрак,
Я с ним бреду чрез тени мир,
И с ним ищу, где друг и враг,
Я – восходимый в злой эфир.

Мой черный ангел, ты – такой,
Таким ты быть и не хотел.
Но, может, давнею порой
Ты б стал другим, но не взлетел.

Затем, сорвавшись, увидал,
Что нету света для тебя.
Решив, ты черной тенью стал,
Потом вселенную в меня.

Мы поднимаемся вдвоем.
Я вижу то, что кажешь ты.
Мы через тьму с тобой идем,
Поля, овраги и мосты.

Вокруг, не видя ничего,
Не видя страха и судьбы,
Цепляясь за твое крыло
Оказываюсь, где б не был.

Твое дыханье – тяжесть дней.
Твой взгляд – печаль, томленья суть.
Ты жив душой, но не своей,
Чрез темень ты кладешь свой путь.

И я – усталые глаза,
И я – сменивший все черты.
Какой ты есть, я им же стал;
Идем с тобой через мосты.

Как в старые, добрые времена,
А не как в позапрошлый день …
Они – любимые сполна,
А он – ненужная мне тень.

Остатки – догорающие угли.
Остаткам прошлого так долго тлеть.
Туман надолго виден смуглый.
Как долго надо мной ему висеть?

Остатки позапрошлого мне дня.
Они так долго дотлевают.
Но можно видеть, туман пройдя,
Где старые времена опочивают.

Такой вот длинный путь.
Меж мной, тем днем и ими.
Сквозь туман иногда чуть-чуть
Я прохожу, и я со старыми временами своими.

А иногда возгораются угли
И к старым временам не пройти
И я в пламени попадаю дуги
И от позапрошлого дня не уйти.

До чего же сильно это пламя.
До чего же тяжел его дым.
И смотрю я сквозь него, ожидая,
Что пройду к временам своим.

То отпустит, то въебет,
То живая, то умрет,
То устанет, то взлетит,
Восприняв желанный вид,
А вообще совсем ничто,
И ни это и не то.